Таблетка от всего - Страница 17

— Маслины, — повторила она. Вернее, пролепетала. Она всегда любила маслины. Маслины, а не зеленые оливки.

Однажды, в три утра, когда она была беременна Джоном, Крэйгу пришлось обыскать весь проклятый городишко, чтобы найти лавочку, которая была еще открыта и в которой продавали маслины. Когда он добрался домой, она опустошила целую банку.

— Пожалуй, кусочек пиццы, — сказала она чопорно, но съела четыре, откинувшись на сиденье, крутя в руках ломтики сыра и усеяв крошками всю машину. Слишком поздно Крэйг вспомнил, что никто не вызывал у него таких приступов смеха, как Кара. Она кричала на него, когда он обвинял ее в обжорстве. Когда мимо проехала машина, они нырнули вниз, как дети, боящиеся, что их застукают. Карен смеялась и не могла остановиться, когда сочный зеленый перец шлепнулся ему на колени.

Они не говорили о детях, о семье, о работе, а просто болтали: о форме луны, о пестром тощем коте, который однажды увязался за ней домой, о том, как бездарны они оба в фотографировании. Карен рассказала о том, что начала изучать китайскую историю, а он не имел об этом понятия, так же как и она не знала, что он занят сейчас с местными политиками.

Они не пытались задерживаться ни на одном предмете. Карен, естественно, касалась большего числа тем, чем он, но это было понятно, так как сидящая рядом с ним бывшая жена вносила смятение в его мысли.

Он убедил себя, что имеет этичные, честные, логические причины увидеть ее снова. Две недели назад страсть вспыхнула между ними, как пожар в сухом лесу. То же самое взрывное волшебство возникло, прокралось в поцелуй на заднем дворе.

Крэйг думал: он понял, что происходит. Они расстались, поскольку доводили друг друга до бешенства. Развод успешно разорвал этот порочный круг, но в конечном счете это был всего лишь юридически оформленный клочок бумаги. Их отношения никогда не имели конца, финишной черты, всех ответов, завершения. Он думал, что если они попытаются поговорить друг с другом искренне, взаимопонимание может помочь им обоим в дальнейшей жизни.

Лунный свет просачивался через ветровое стекло, делая ее кожу мягкой и бледной, как ваниль. Рваный воротник свитера открывал ее белое горло. Шелковые золотые пряди падали на лицо, когда она смеялась. Она пахла дамасской розой, и он помнил этот запах. Он вспомнил, как они сидели в отцовском грузовике, припаркованном где-то, где они могли быть одни, как ему достаточно было просто быть с ней, чтобы весь мир исчез, и как ему не хотелось позже отвозить ее домой.

Когда с пиццей было покончено, он собрал все в коробку и бросил назад. Карен еще слизывала крошки с пальцев, еще не вытерла губы после глотка колы. Крэйг глядел на нее, ясно понимая, что все его праведные рассуждения о «взаимопонимании» и «завершении» не стоили ломаного гроша.

Он хотел быть с ней, как сейчас. Вдвоем. Неважно, какой ценой и с каким риском.

— Риордан, я должна идти.

— Я знаю.

— Я сомневаюсь, что девочки заметили, что меня нет, но ты представить себе не можешь, что они могут натворить в доме…

— Я знаю, знаю.

Она поставила ноги на пол, положила руку на ручку, но не открыла дверцу. Она заколебалась, потом прошептала:

— Какой позор. Абсолютный позор встречаться украдкой в нашем возрасте. Прятаться. Безусловно, это самая неприличная пицца, которую я когда-либо ела.

— Потому она и оказалась такой вкусной?

— Какие могут быть сомнения? — хихикнула она, смех танцевал в ее глазах, но потом ее тон смягчился:

— Спасибо, Крэйг.

Он сдерживался, чтобы не поцеловать ее, и твердил себе, что порядочный человек должен оставить ее в покое, так как она боится новой обиды, а у него слишком много постыдных воспоминаний о неприятностях, в которые он впутывал ее в прошлом.

Однако, когда он нагнулся поближе, Карен сделала губительную ошибку. Она не отодвинулась и не шевельнулась, когда он взял в руки ее голову, а только пристально посмотрела на него. Ее глаза при этом лихорадочно блеснули, в них светились подозрительность и желание сразу.

— Всего один, — пообещал Крэйг.

— Нет.

— Чисто дружеский.

— Нет.

— Один. Очень короткий, с руками за спиной, разрази меня гром, если он займет больше тридцати секунд.

Сто лет назад он заключил такую же сделку и выиграл тот же нервный горловой смешок.

— Ты всегда был бессовестным приставалой, — проворчала она.

— Но тебе это нравилось, Кара.

Тихо, как шепот, его пальцы скользнули в ее волосы. Он чувствовал ее теплое сладкое дыхание, она была так близко.

— Ты любила, когда я к тебе приставал, дразнила и сводила меня с ума. Ты доводила меня до такого накала, что я был как в тумане.

Его тон изменился, весь юмор исчез.

— Это вовсе не было приставанием. Когда мы были детьми, я действительно верил, что могу поразить всех твоих драконов. Я обещал тебе дать безопасность и заботу. Поверь, что это было искренне. Сейчас единственная разница, может быть, в том, что я стал старше. Слишком стар, чтобы давать тебе обещания, которых не могу гарантировать.

Она издала мягкий, но сердитый горловой звук, и ему уже не понадобилось просить поцелуй. Она дала его, погрузив пальцы в его волосы и закрыв ему рот глубоким поцелуем, пославшим струи огня всему его телу.

Неопытная девушка просила обещаний, зрелая женщина ценила честность. Так она говорила ему, покрывая горячими поцелуями его лицо. Она была больна от обид, устала жить в аду прошлых ошибок. Об этом говорили ему ее руки, твердо сомкнутые на его затылке.

Она была напугана до безумия тем, что происходило между ними. Так она говорила ему, вернувшись к его губам, проводя по ним влажным языком, вжимаясь в его рот страстным поцелуем, на который Карен-девочка никогда бы не осмелилась.